Хорал [litres] - Кент Харуф

– Так теперь все будет? – спросила она.

– Что именно так будет? – уточнил Гатри, глядя ей в лицо.

– Не надо, будь ты неладен. Ты слишком стар, чтобы притворяться тупым.

Он взглянул на нее. Снял очки, вытер их, снова надел. Его черные волосы казались поредевшими при свете. Он спросил:

– Как ты узнала?

– По-твоему, это большой город? По-твоему, кто-то в Холте не знает твой пикап?

Гатри повернулся на стуле и выглянул в окно. Те же зимние деревья. Улица. Тротуар. Оглянулся на нее. Она стояла в дверях и смотрела на него.

– Нет, – ответил он, – так не будет.

– Так что это было прошлой ночью?

– Это, – ответил он, – был человек, который был свободен ночью и не знал, что с этим делать.

– Ты мог приехать ко мне. Я была бы рада тебя видеть.

– Я проезжал мимо. Свет не горел.

– И ты решил заглянуть к ней, так?

– Вроде того.

Она пристально изучала его.

– Так намечается что-то постоянное? – наконец спросила она.

– Не думаю. Нет, – ответил он. – Нет. Она тоже этого не хочет.

– Ладно, – сказала Мэгги. – Но я не буду бороться за тебя. Я не собираюсь состязаться. Я этого делать не буду. О, да будь ты проклят, сукин ты сын.

Она вышла из класса и пошла по коридору, и остаток дня и всю ночь Гатри чувствовал себя сбитым с толку, одеревеневшим в движениях и мыслях.

Виктория Рубидо

Днем в коридоре старшей школы к ней подошла Альберта, маленькая блондинка с курса истории, сжимая что-то в кулаке, и сказала:

– Он снаружи. Просил передать тебе это. Вот.

– Кто просил?

– Не знаю, как его зовут. Он остановил меня и попросил передать это, когда я тебя увижу. Вот, держи.

Она развернула записку. Сложенный обрывок дешевой желтой бумаги из блокнота, карандашом накарябано: «Вики. Выходи на парковку. Дуэйн». Она перевернула записку, но с другой стороны ничего не было. Она никогда раньше не видела его почерк, но поверила, что именно так он и выглядит: карандашные каракули, опрокинутые назад буквы. Она не приняла это за розыгрыш. Это от него, больше некому. Она даже не очень-то удивилась. Так он вернулся. Что это значило? Почти всю осень она желала этого. Теперь, в конце зимы, это случилось, когда она уже не верила и не ждала его. Девушка взглянула на Альберту. Ее глаза были широко и восхищенно распахнуты, будто она смотрела какую-то дневную мыльную оперу, в которой назревал новый шокирующий поворот, и Альберта лишь ждала подсказки, как на него реагировать.

Привычным движением она потянулась мимо Альберты, открыла металлическую дверцу своего шкафчика, вынула зимнее пальто. Надела его, достала красную лакированную сумочку.

– Вики, что ты собираешься делать? – спросила Альберта. – Будь осторожна. Это ведь он?

– Да, – ответила она. – Это он.

Оставив Альберту, она двинулась по коридору, вышла из здания на морозный воздух и неспешно, неторопливо, в каком-то онемении, трансе приблизилась к заледенелой парковке за школой. Когда она повернула за угол здания, то увидела его черный «плимут» на краю мощеной площадки. Двигатель работал, слышалось знакомое глухое бормотание глушителя – звук, который перенес ее в лето. Он сидел, развалившись на переднем сиденье, и курил. Она видела, как дым тонкой струйкой вытекает из приоткрытого окна. Подошла к нему. Он смотрел, как она приближается, потом выпрямился.

– Ты не выглядишь беременной, – сказал он. – Я думал, ты будешь больше.

Она ничего ему пока не ответила.

– Лицо округлилось, – заметил он.

Он изучал ее, пристально разглядывал в привычной, несколько критичной манере, как смотрел на все. В нем были спокойствие и отстраненность, какая-то недоступность. Она вспомнила это теперь.

– Но тебе идет, – признал он. – Повернись боком.

– Нет.

– Повернись боком. Дай взглянуть, видно ли так.

– Нет, – повторила она. – Чего тебе надо? Что ты тут делаешь?

– Я еще не решил, – ответил он. – Я вернулся посмотреть, как ты. Слышал, ты беременна и живешь в деревне с двумя стариками.

– Кто тебе это сказал? Разве ты не был в Денвере все это время?

– Конечно, был. Но ведь я знаю местных, – сказал он удивленно.

– Ну и что с того? – спросила она.

– Теперь ты злишься. Это я вижу, – проговорил он.

– Может, у меня есть на то причина.

– Может, и есть, – признал он.

Похоже, он раздумывал. Потянулся вперед, затушил сигарету в пепельнице. Его движения были неспешными, спокойными. Он снова посмотрел на нее.

– Не будь такой, – сказал он. – Я вернулся, чтобы встретиться с тобой, вот я о чем. Проверить, не захочешь ли ты поехать в Денвер.

– С тобой?

– Почему нет?

– Что мне делать в Денвере?

– А что другие делают в Денвере? – спросил он. – Жить со мной в моей квартире. Мы могли бы жить вместе. Могли бы начать с того, на чем закончили. Ты ведь моего ребенка носишь?

– Да. У меня будет ребенок.

– И отец ведь я?

– Больше некому.

– Вот поэтому, – сказал он. – Об этом я и говорю.

Она взглянула на него, сидящего на переднем сиденье. Двигатель все еще работал. Ей было холодно стоять на парковке. Шесть месяцев прошло с тех пор, как он уехал, и с ней случилось многое, но что изменилось для него? Он казался совсем другим. Он был худым, темноволосым, кучерявым, и она все еще находила его очень красивым. Но она не хотела больше испытывать к нему какие-то чувства. Она думала, что преодолела их. Она считала, что смогла. Он уехал, ничего ей не сообщив, когда она уже была беременна, и после мать не пустила ее домой, и с миссис Джонс она не смогла жить из-за ее старенького отца, так что она уехала в деревню к братьям Макферонам, и, как ни странно, теперь все было нормально, в последнее время даже лучше, чем нормально. И вдруг он снова объявился. Она не знала, что ей думать.

– Почему бы тебе не сесть внутрь? – предложил он. – Хоть это ты можешь сделать? Ты в ледышку превратишься, если продолжишь тут стоять. Я вернулся не для того, чтобы тебя заморозить, Вики.

Она отвернулась от него. Солнце светило ярко. Но не грело. Это был ясный, холодный зимний день, все словно замерло, никого даже не было на улице, другие старшеклассники сидели на уроках. Она оглянулась на их машины на парковке. На стеклах некоторых образовался иней. Автомобили стояли здесь с восьми утра. Они казались холодными и заброшенными.

– Ты даже не поговоришь со мной? – спросил он.

Она взглянула на него.

– Мне даже выходить не стоило, – ответила она.

– Нет, стоило.